Часть 2, глава 6
1.
Обмен состоялся быстро – через жилищное агентство. Эйде получила хорошую доплату и неплохой вариант в общежитии – две довольно просторных комнаты. Секция была почти необитаема. Кроме Эйде там жили в одном помещении две старушки – божьи одуванчики. Ещё две комнаты пустовали. Широкий коридор, огромная кухня, ванна – в общем, жить можно. Кроме того, общежитие находилось в городе, так что с дальними поездками в Молодёжный Городок было покончено – транспорт всегда под рукой, телеграф рядом. Ходить по лесу ночами теперь не придётся.
Вещи, не расставленные по местам после переезда, нагромождённые друг на друга, занимали обе комнаты. Жилище напоминало склад какого-нибудь товарищества. Эйде успела только разгрести коробки и чемоданы, которые были навалены на диван. Ещё – повесила на стену свою любимую иконку – Казанскую Матерь Божию. Сегодня, в день переезда, она больше не собиралась ничего делать – очень устала. Ноги гудели, плечи болели. Да и голова раскалывалась от напряжения. Она прилегла на диван.
День клонился к вечеру. Малиновый луч закатного солнца, проникнув через стекла, лёг на стену. Яркое пятно этого луча, постепенно сдвигалось вправо и вниз, меняя форму и становясь похожим на сиренево-розовую корону. И, наконец, оказалось над самой иконкой. Лик Богородицы засиял, а над ним засветился живой тёплый нимб. Эйде ахнула от неожиданности, и по спине её пробежали мурашки. Впервые не во сне, а наяву видела она Знак Божий. И точно знала, что это Знак беды, но в то же время и Знак помощи. Страх накатил чёрной волной, словно сминая сознание. Она боялась того, что надвигалось неумолимо из недалёкого будущего. Что - она не знала, но чувствовала всей кожей – это беда.
Солнце быстро опускалось к горизонту. Розовый луч постепенно ушёл вправо. Икона погасла. В комнате стало сумрачно. Ощущение потери, покинутости, одиночества охватило Эйде. Хотелось выть, кричать, звать на помощь. Но кто услышал бы её вопль?
2.
На следующий день утром Эйде срочно купила газету, нашла несколько объявлений об услугах адвоката. Выписала номера телефонов и побежала на телеграф. Из всех номеров ответил только один - на остальных сидели какие-то посредники, которые только записывали сведения о клиентах. Адвокат выслушал Эйде и дал адрес своей конторы – находилась она в здании АТС на вокзале. Это было странно, но раздумывать некогда – надо вытаскивать Иво из СИЗО.
Из его же прежних рассказов Эйде знала, что там, в камерах, рассчитанных на четверых, набито по двенадцать и больше человек. Спят в три смены по очереди. Даже присесть не на что – сидят прямо на бетонном полу. Нечем дышать, негде двигаться. Плюс к тому - разные инфекции.
Адвокат по имени Владимир Иванович подробно расспросил её о том, что произошло. Эйде сообщила то, что знала. Информации было не много. Обговорив размер оплаты, он тут же принялся звонить в следственный отдел, узнал фамилию следователя. Позвонил и ему, договорился о встрече. Эйде поняла, что адвокат всех знает и, по всей видимости, его уважают.
- Не беспокойтесь, - сказал он, закончив телефонную атаку, - я думаю, что всё будет нормально. А пока напишите заявление начальнику СИЗО, чтобы приняли передачу для сына. Вот образец. Всё, что будете передавать, должно войти в перечень. Напишете в двух экземплярах. Вот список того, что нельзя включать в передачу. Я договорюсь, чтобы посылку приняли завтра. Положите туда тёплые вещи и одеяло – там холодно. Подойдёте в СИЗО к шести утра, займёте очередь. Там много народу. Ваш сын сидит в сороковой камере. Пока всё. До свидания.
Адвокат за всё время общения не сказал ни единого лишнего слова. Эйде поняла, что у этого человека огромный опыт.
-Кажется, мне повезло с адвокатом, - подумала она, выходя из здания АТС. – Но я так и не поняла, почему его кабинет находится именно здесь. Наверное, потому, что он занят частной практикой. Да, Бог с ним! Какая мне разница – лишь бы дело своё знал и помог.
3.
Эйде провела нехитрый расчёт. Оказалось, что вырученных при обмене денег едва-едва хватит на оплату адвоката. Останется лишь небольшая сумма – как раз на покупку продуктов для передачи сыну.
-Хорошо, что так. Могло быть хуже. Если бы не хватило на адвоката, тогда что? – радовалась Эйде.
Она составила перечень того, что можно купить на остаток денег. Список получился внушительный. Эйде помнила слова сына - чай и сигареты там - валюта. Купила ещё китайской лапши, мыло, зубную щётку и пасту в пластмассовом тюбике - так было указано в образце. Витамины и карамель она купила, вспомнив слова Лёшки. Тот говорил, что в тюрьме ему сильно не хватало сладкого – даже постоянно снились леденцы в жестяной баночке. Хотелось зелёного лука. Пришлось купить и большую клетчатую сумку, в которой передача пойдёт к сыну – такие сумки использовали торговцы на базаре для перевозки товаров.
Дома Эйде уложила на дно сумки смену белья, тапочки, куртку, шерстяные носки, одеяло. Сверху разместила продукты. Написала в двух экземплярах заявление с просьбой принять передачу и перечень вещей и продуктов. Она суетилась, совершенно забыв о времени. А за окном уже была глубокая ночь. Наконец, Эйде села к столу, и, глядя на эту раздувшуюся сумку с зелёными клетками на боках, представила себе, как она потащит её от остановки трамвая до горы, где находился СИЗО – около километра по укатанным людьми и машинами колдобинам и ямам.
-Потащу волоком по снегу, - решила Эйде, - денег уже нет, такси нанять не на что.
Она написала письмо сыну. Сообщила, что обменяла квартиру на общежитие и наняла адвоката. Вложила письмо в конверт и подписала – ул.Чехова, 2, сизо 17/2, Кузнецову Иво Сергеевичу.
4.
Будильник разбудил её в пять утра. Эйде выпила стакан чая, оделась и, подхватив увесистую сумку, спустилась по лестнице к выходу из подъезда. Поставила сумку на снег и потащила её волоком к остановке. Пластмасса на морозе задубела, и сумка катилась довольно резво, как санки. В тусклом свете фонаря высвечивался небольшой жёлтый круг, словно кто-то бросил медный грош. Людей не было. Транспорта тоже не слышно, но скоро должен пойти первый автобус.
Слева, со стороны конечной остановки донёсся звук мотора. Вскоре показался увесистый Лэнд. Машина неожиданно остановилась.
-Вам куда? – спросил водитель.
-Почти в центр, - ответила Эйде.
-Садитесь.
Она, не раздумывая, взобралась на сиденье и втащила сумку.
Машина легко тронулась и понеслась по пустынной улице.
- А в центре куда? – поинтересовался водитель.
-И говорить неловко, - начала Эйде, - но мне нужно добраться до СИЗО. Я везу передачу сыну.
-Давно сидит?
-Недавно. Пока ещё идёт следствие.
-Довезу до места, - сказал парень. – Сейчас с каждым может подобное произойти. Мы все - сегодня здесь, а завтра – как бог определит
-Не знаю даже, как благодарить вас. На такую помощь и не надеялась.
-. У нас всегда так было: от сумы и от тюрьмы не зарекайся. А теперь и подавно. У меня вот племянник тоже сидит. Три года дали. И за что! С голодухи в супермаркете кусок мяса украл. Так они на него всех чертей повесили. Даже адвокат не помог. Так что мы с вами – товарищи по несчастью. Я помогу вам, ему тоже кто-нибудь поможет.
Парень довёз Эйде почти до места. Дальше висел знак – проезда нет. Она попыталась вручить водителю те деньги, которые ещё остались, но он отказался.
- Помочь в такой ситуации – святое дело, - сказал он, - удачи вам!
-И вам! – откликнулась Эйде и слёзы сами собой навернулись на глаза.
Она снова подхватила сумку за ручки и покатила её рядом с собой. Через некоторое время одна ручка оторвалась. Эйде поняла - если бы не этот парень, не довезла бы передачу до места.
-Это Бог помог мне, - подумала она.
5.
Кое-как пробравшись с громоздкой сумкой через двойную узкую дверь, Эйде оказалась в небольшом квадратном помещении битком забитом людьми.
-Вот это, да! – расстроилась она. – С вечера что ли тут в очереди стоят?
Казалось, полгорода сидит в СИЗО, а вторая половина ломится туда, чтобы передать «дачку». Именно это слово летало из уст в уста в плотной толпе. Эйде с трудом нашла крайнего в этой толкучке.
-Я, я крайняя, - наконец отозвалась пожилая женщина в пуховой шали. – Вы кому «дачку» принесли?
-Сыну.
-А где он сидит, в какой хате?
-В сороковой.
-Слушайте, как интересно – мой Петруха тоже там.
-Да, интересное совпадение.
-А можно я попрошу присоединить мою «дачку» к вашей? У меня один пакет – там пирожки с картошкой. На большее денег нет. Я не написала заявление и список – не знала, что это надо. Бумаги с собой нет. Мою «дачку» не примут. А вы впишите мои пироги в ваш перечень и всё.
-Хорошо, - согласилась Эйде. Она даже обрадовалась, что с кем-то можно поговорить, ведь стоять в этой бесконечной очереди придётся долго.
-За что ваш сын попал сюда?- поинтересовалась соседка.
-За угон машины.
-А моего я сама сдала – растащил весь дом, всё распродал за свою травку.
-Да, у каждого сейчас что-то не в порядке. Денег нет, работы нет – вот и результат.
Время тянулось медленно. Казалось, что уже прошла целая вечность, но часы показывали только девять утра. Эйде отметила, что около двери началась какая-то суета.
-Что это? – спросила она у соседки.
-Почту собирают.
Эйде кинулась к почтальону, вручила ему конверт.
-Скажите, а когда письмо дойдёт?
-Как досмотрят, так и дойдёт. Завтра, наверное.
-Спасибо, - обрадовалась Эйде. Она думала, что сын получит её послание не раньше недельного срока. Значит, завтра он уже будет знать про адвоката. Не так тоскливо будет ему в этой сороковой камере.
Эйде мысленно представила себе Иво сидящего на корточках на полу, голодного, усталого, с потухшим взглядом. Сердце сжалось, слёзы невольно закипели в глазах.
-Господи, что же такое происходит? Почему сейчас многим и многим нужно украсть, чтобы поесть? Откуда взялась эта «травка», про которую говорила соседка по очереди? Ничего подобного не было ещё пять лет назад. А сейчас уже все подъезды в домах завалены грязными шприцами. Они валяются и на улице. Все об этом знают – и власть, и милиция. Знают и тех, кто торгует зельем. Но никто их не наказывает. Всё это продолжается и с каждым днём становится страшнее.
Так думала Эйде, стоя в «предбаннике» СИЗО. Предполагала ли она ещё совсем недавно, что окажется в этом мрачном месте, и будет ждать как великой милости, чтобы у неё приняли «дачку» для Иво!
В десять часов открылись два окошечка. В одном принимали передачи с лекарствами, в другом – всё остальное. Каждому приходилось поштучно вытаскивать то, что было в посылках. Принимающий сверял всё со списком. Так что первый счастливчик сдал свою посылку только через пятнадцать минут.
-Если на одного человека уходит пятнадцать минут, то стоять мне тут до самого вечера, - подумала Эйде, тяжело вздохнув, - но стоять придётся.
Ноги уже гудели, голова раскалывалась от духоты и напряжения. Даже руки казались тяжёлыми. Толпа не убывала. Наоборот - суета усилилась. Все старались как можно ближе придвинуться к окошечку. Вдруг Эйде почувствовала, что чья-то рука орудует в её кармане. Оглянулась – рядом, плотно прижавшись из-за давки, стоял мужчина лет сорока. Его лицо даже не дрогнуло, он равнодушно смотрел вперёд, словно и понятия не имел о том, что его рука в чужом кармане. Эйде резко дернула полу своего пальто и высвободилась. По стальному блеску в глазах непрошеного соседа поняла, что не стоит ничего говорить, и промолчала. Если в этой толкучке воткнут нож в бок, человек даже и не упадёт - некуда падать.
-Надо быть внимательней, - подумала Эйде.
Боковым зрением она увидела, что этот тип продвинулся вправо и прилип к молодой женщине, одетой в шубу из выдры.
-Ну, оглянись, оглянись, - мысленно взывала к ней Эйде.
И женщина оглянулась. Так же, как Эйде отдёрнула шубу.
-Вот и хорошо, - обрадовалась Эйде. – здесь люди и так обижены судьбой, пришли что-то передать своим несчастным родственникам, кто-то купил продукты на последние деньги, а тут эта сволочь!
Очередь Эйде подошла только в два часа дня. Она простояла в духоте и толкучке уже восемь часов. Иногда казалось, что вот сейчас силы закончатся, и она просто упадёт на грязный заплёванный пол. Но мысль о том, что сыну сейчас ещё хуже, чем ей, подхлёстывала и не давала расслабиться. Последним ударом было заявление приёмщика:
-Вытряхивай все сигареты из пачек. В пачках не полагается.
Хорошо, что рядом стояла соседка по очереди, мать непутёвого Петрухи. Пока Эйде сдавала всё остальное по списку, она вытряхнула сигареты в пакет, и его приняли последним.
Они вышли из полутёмного помещения. Солнце больно ударило по глазам. Эйде казалось, что она не сможет сделать и трёх шагов. Но на улице ей сразу стало легче.
-Пойдём, покричим на тюрьму, - предложила мать Петрухи.
-Это как? – удивилась Эйде.
-Обойдём здание слева. Там можно довольно близко подойти к северной стене. Крикнем, вызовем связного. Сообщим что надо, он передаст.
Они пробрались по протоптанной такими же знатоками тропинке и оказались, действительно, под самой стеной тюремного здания. Мать Петрухи сложила руки рупором и крикнула:
-Эй, есть кто-нибудь?
-Здесь, - раздался низкий, но хорошо слышимый голос, доносившийся откуда-то сверху.- Слушай мои вопросы. Вопрос первый. Кто?
-Петруха Саламатин.
-Хата.
-Сорок.
-Что сказать? От кого?
-На хату «сорок» ушла передача для Иво. Там пакет с пирожками. Это Петрухе от матери.
-Будет сделано. Ещё кто?
-Иво Кузнецов, - крикнула Эйде срывающимся голосом.
-Хата.
-Сорок.
-Что сказать? От кого?
- Передайте: мать наняла адвоката.
-Будет сделано. Как зовут мать?
-Эйде.
-Слушай, Эйде. Иди домой, жди маляву. Всё.
-А что это такое – малява? – спросила Эйде у Петрухиной матери.
-Это письмо от сына. Значит, уже отстрелили и кому-то поручили передать.
-Откуда вы всё это знаете? И что такое «отстрелили»? Как стрелу из лука?
- Да, примерно так. Петруха мой уже два года сидит здесь. Я сначала приходила только узнать, жив ли? Вот и научилась кричать на тюрьму. Передачи носить не хотела – он дом разграбил дотла. Оставил нас нищими. А на мне ещё двое - его брат и сестра – школьники. Где взять денег на передачи? Вот эта, что сегодня была, первая за два года.
-Да, горе кругом, - согласилась Эйде. Она попрощалась с женщиной и поехала в свою общагу.
-Вот и побывала в тюрьме, - с горечью думала она, – порядки такие, что за решёткой – сын, но и мать, получается, тоже.
6.
Вечером, действительно, принесли письмо от Иво. За дверью стояла молодая девчонка в кроличьей шубке.
-Вы мать Иво? – спросила она.
-Да.
-Вам письмо.
-Слушай, откуда ты узнала мой адрес? Сыну-то пока он не известен.
-Я ездила в Молодёжку. Там хозяин квартиры сказал, как вас найти. Вы же просили его переадресовывать письма.
-Точно, - обрадовалась Эйде, - спасибо тебе. Заходи, чаю попьём.
-Нет, мне уже надо домой. До свидания.
Девчонка быстро простучала каблучками вниз по лестнице. В руках Эйде оказалась та самая малява, о которой кричал связной. Это была плотно скрученная бумажная трубочка. Поверху микроскопическими буквами написан адрес прежнего места жительства. Трубочка скреплена туго намотанной чёрной ниткой. Всё сделано так аккуратно, что с первого взгляда эту маляву можно было принять за тоненькую стержневую ручку.
Эйде кое-как распутала нитку и развернула бумажку. Это был жёлтый тетрадный листок в клеточку. В правом нижнем углу мастерски изображены три раскрывшихся розы и два бутона. Рисунок, сделанный обычным синим стержнем, напоминал фабричную открытку. В каждый лепесток, в каждый листочек было вложено столько труда, что Эйде не удержалась и заплакала. Сквозь слёзы читала она послание сына. Мелким неровным почерком без промежутков между строчками было написано это письмо из тюрьмы. Буквы торопились, набегая друг на друга. Казалось, тесное пространство камеры наложило отпечаток на всё – на руку пишущего, на его сознание и глаза Эйде, читающей эти строки.
Здравствуй, мама!
У меня всё нормально, жить можно. Как у тебя дела? Если ездишь в деревню, деду с бабушкой ничего не говори. Поздравляю тебя с Новым Годом! Желаю здоровья, счастья и успехов в Новом Году. Эти розы тебе на память, хоть и не настоящие, но не завянут. Мам, постарайся нанять адвоката. Я знаю, что у тебя нет денег, но, может быть, что-то можно выручить с квартиры. Я виноват, мама, загоняю тебя в общагу, но, боюсь, другого варианта нет. Другой вариант – это зона. Адвокат может помочь. Но если меня закроют, здесь не оставайся – нет смысла. Езжай в Самару. Передачи будешь посылать оттуда.
Мама, не расстраивайся, всё будет нормально. Из лекарств мне нужны бинты, мазь Вишневского, ципролёт и от простуды всё, что можно. Хорошо бы витаминов. Из продуктов – самое главное чай, сахар, печенье, сало и сигареты. Если найдёшь варианты на обмен квартиры с доплатой, пожалуйста, сделай такую передачу.
Мам, ещё мне нужна тетрадь общая, разноцветные стержни и карандаши. Обязательно передай фуфайку и тёплые брюки. Мам, в передаче по весу ограничивают только продукты, а вещей может быть сколько угодно. Самое главное, не переживай. Я забыл написать, что лекарства принимают отдельно от передач в любой рабочий день. Жду от тебя письма.
До свидания!
Люблю!
Целую! Прости меня!
Твой непутёвый сын.
Слёзы сами собой катились из глаз.
-Почему ему нужны бинты, мазь Вишневского? Что случилось? Неужели его ранили? Простуда – это понятно, но бинты…- плакала Эйде. - Где занять денег на лекарства, ведь всё, что было, она потратила на передачу? Если бы знать о лекарствах хотя бы днём раньше!
7.
На следующий день Эйде обошла несколько человек, работающих вместе с ней – просила денег взаймы, сама не зная, когда сможет их отдать. Никому не платили зарплату, денег у людей не было, но нужная сумма всё-таки нашлась. Однокурсница по университету, которая работала в соседнем отделе, выдала Эйде деньги из профсоюзной кассы.
-Когда сможешь, тогда и отдашь, - сказала она, - не беспокойся.
Эйде сорвалась с работы, побежала в аптеку, закупила всё, что просил Иво. Дома снова писала заявление на имя начальника СИЗО и список лекарств для передачи в двух экземплярах. А на следующий день снова повторила тот же путь до тюрьмы – встала в пять утра и на первом попутном автобусе добралась до старого центра. Пристроилась в длинную очередь всё в том же затоптанном и забитом людьми помещении - в «предбаннике» СИЗО.
-Боже мой, - думала Эйде, - и сегодня опять толпа! И ведь так каждый день. Сколько же народу сидит в этом СИЗО? А сколько несчастных мыкается по другим тюрьмам, зонам… Наверное, миллионы. Жила и не предполагала даже, что в сердцевине знакомой обычной жизни запрятана другая – страшная и бессмысленная.
И представилась ей эта жизнь в виде огромной вращающейся чёрной дыры. Движется она медленно, но механически отработанно, захватывая всё новые куски пространства вместе с людьми. Они сопротивляются, кто как может. Но обратной дороги нет. Движение безнадёжно направлено только внутрь воронки. Люди проваливаются в чёрное нутро, исчезая навсегда.
Эйде чувствовала, как и её задела своим слепым краем эта воронка, отнимая время, силы, жизнь.
-Сколько же сегодня придётся здесь пробыть, в этой толкучке?
Но на этот раз отстоять в ожидании пришлось всего три часа. Окошечко приёма лекарств открылось в девять утра. Очередь продвигалась довольно быстро. К десяти часам Эйде уже вышла на улицу, почувствовав какое-то облегчение – она радовалась, что смогла хоть немного помочь Иво. Но дальше нужно было думать о том, где взять денег на следующую передачу. Кроме того, нужно отдать долг. На зарплату надеяться Эйде и не помышляла – работа по-прежнему оставалась бесплатной, и просвета не намечалось.
- Теперь - только машина. Придётся продать и её, хотя бы по дешёвке. Так жаль, что Иво потеряет свой любимый «Тэрцел». Но делать нечего, здоровье, конечно, дороже, - думала Эйде, удаляясь от старого мрачного здания тюрьмы.
Покупатель нашёлся быстро – цена устраивала. Хорошо, что «Тэрцел» был оформлен на имя Эйде. Иво пользовался машиной по доверенности. Так было легче избежать внимания военкомата. Полдня ушло на документы для нового владельца. Когда Эйде вышла из здания ГАИ, отвернулась от малинового чуда – маленькой «Тойоты – тэрцел». Сердце защемило, будто друга предала. Эйде, как и сын, любила эту скоростную машину, свыклась с ней, словно с живым существом.
-Что-то скажет Иво, когда узнает об этом? – с горечью подумала она.
8.
Адвокат Владимир Иванович усердно отрабатывал свой гонорар. Он добился, чтобы Иво отпустили домой до суда. Чтобы это произошло, нужно было получить разрешение этого самого суда. Владимир Иванович сообщил, что Эйде, как мать, может прийти на заседание, а Иво обязательно будет там. И его должны отпустить домой прямо из зала. Передал Владимир Иванович и просьбу сына – принести куртку и вязаную шапку. Это удивило Эйде. Она не могла понять, куда исчезли тёплые вещи, которые передавала в СИЗО.
Эйде задолго до начала уже стояла в длинном коридоре второго этажа в здании бывшего исполкома партии – здесь теперь находилось городское правосудие. Стуча фигурными шпильками, бегали из кабинета в кабинет секретарши в макси. Время от времени вышагивали судьи, преисполненные собственного достоинства, одетые в дорогие костюмы. Вот, наконец, подошло назначенное время. В кабинет под номером пятнадцать прошла целая свита – впереди молодой судья в судейской мантии, за ним адвокат Владимир Иванович, пожилой мужчина в форме прокуратуры и две женщины. Следом шёл милиционер, за ним – Иво и ещё один милиционер, замыкающий.
Слёзы навернулись на глаза – Эйде не смогла их удержать. Иво сильно похудевший, потемневший лицом, с чёрными кругами вокруг глаз, шёл, заложив руки за спину. Эйде улыбнулась и помахала ему рукой. Сын тоже слегка улыбнулся – дал понять, что видит мать. Вся эта делегация прошла в зал. Замыкающий закрыл дверь.
Через пять минут одна из женщин выглянула за дверь и сказала:
-Можете входить.
Эйде прошла, села на дальнее сидение у окна и снова улыбнулась сыну. Иво чуть заметно приподнял уголки губ. Видно было, что он страшно устал, голоден и еле держится на ногах. Стоял он в зарешечённой загородке с двумя сопровождающими по бокам.
Сначала представитель прокуратуры зачитал обвинение, потом слово взял Владимир Иванович. Судья обменялся мнениями с двумя заседателями – женщинами и объявил решение. Эйде не запомнила того, что он говорил, и услышала только одно – освободить до суда с подпиской о невыезде.
Зарешечённую клетку открыли, и сын шагнул ей навстречу. Эйде обняла его, прижала к себе и снова заплакала.
-Мам, не плачь. Теперь всё хорошо будет. Женька тоже скоро выйдет на волю. Его мать недавно наняла адвоката. Не хотела, но пришлось – Женька там заболел.
-Что-то серьёзное?
-Пока не знаю.
-Ну, что, поехали домой? Ты хотя бы получил мои письма? Знаешь, что я обменяла квартиру на общежитие?
-Знаю. Письма получил. Мам, не сердись на меня. Мы всё вернём.
-Иво, мне пришлось продать и машину, чтобы покупать тебе лекарства. Денег от обмена хватило только на адвоката и одну передачу.
-Вот это очень плохо. Без машины я – никто. Ну, ладно. Выйдет Женька, будем пока на его «Ауди» кататься. Мам, сейчас надо подождать пять минут – меня пригласят расписаться в подписке о невыезде.
-Иво, скажи, куда подевались тёплые вещи, которые я передавала тебе?
-Я их променял…
-На что? На продукты?
-На продукты, сигареты, чай, ведь твоей посылки хватило только на три дня. Там каждая передача расходуется на всех.
-Ладно, Бог с ними, с вещами. Главное, что ты здесь. Почему у тебя блестят глаза? Уж не температура ли? И зачем тебе нужны были бинты?
-Я оцарапал руку, и в царапину попала инфекция.
-А сейчас как? Зажила царапина?
-Да, ципролёт помог.
Девчушка – секретарь вызвала Иво, и он ушёл в канцелярию.
Эйде каким-то пятьдесят пятым чутьём понимала, что сын многого не договаривает. Но сейчас, в эти первые минуты встречи, она не хотела ни о чём допытываться. Иво нужно отдохнуть, выспаться. А в первую очередь отмыться от тюремных запахов и грязи.
9.
Через неделю Иво так же, как Эйде, встречал друга в том же здании суда – на втором этаже. Женьку выпустили с подпиской о невыезде. СИЗО, действительно, не пошёл на пользу ни ему, ни Иво. Женька был бледен, даже с какой-то голубизной.
-Уж не чахотку ли ты поймал? – спросила Эйде.
-Нет, просто я там не мог есть. Желудок болел, а лекарств не было.
-Ребята, милые мои! Займитесь обычной работой. Пусть это будут копейки, но зато вы не попадёте в тюрьму. Вам нельзя туда – вы оба вернулись больными. И всего за два с хвостиком месяца. А что будет при большом сроке? Вы же просто не выживите.
-Ничего, - бодро сказал Женька, - были бы кости, а мясо нарастёт. Не расстраивайтесь, поищем легальной работы. Найдём.
Он говорил таким уверенным тоном, что Эйде поверила – действительно, так и будет. Но впереди их ожидал суд. Мысль об этом висела как гиря, отяжеляя сознание, не давая свободно действовать. Тюрьма, выпустив пленников, не оставила их. Эйде казалось, что Иво и Женька как бы заключены в клетку – так сильно они изменились.
Этот серый гнёт нарастал день ото дня. Словно вязкое облако сгущалось и сгущалось, не давая дышать. И только спустя несколько месяцев Эйде с ужасом, с ощущением конца всего и вся, начала понимать – это наркотики. Она не могла, не хотела в это верить! Боялась спросить у сына напрямик – страшно было получить подтверждение. Но разговор всё равно состоялся. Вопрос вырвался сам собой. И последовал жуткий ответ: «Да».
Эйде плакала, умоляла сына остановиться, и он обещал. Она пока не понимала, просто не знала, что это такое. Надеялась на разум. Ожидала изменений после суда. Иво и Женька получили по году условно. Это была заслуга адвоката – он честно отработал свой гонорар.
Но что-то сломалось в ребятах навсегда. Из тюрьмы они вышли не просто больными, но уже зависимыми от дозы. Нужно было лечить сына. Деньги… где их найти? Где заработать?
10.
Этот условный год Иво и Женька ещё как-то продержались. Но потом… Потом снова решили «работать» на того же Бендеру. Несколько месяцев им удавалось выходить сухими из воды. Но однажды произошло то, что уже было. Они снова оказались в СИЗО.
Эйде, не раздумывая, продала свои комнаты в общежитии. Наняла всё того же Владимира Ивановича. Он сказал: «На этот раз будет труднее вытащить вашего сына. Но я попробую». И снова помог выйти Иво на волю. Только теперь мать и сын оказались на улице. От их дома осталась лишь маленькая кучка денег. Ровно столько, чтобы уехать из города к деду и бабушке. Так они перебрались в деревню. Эйде надеялась, что сын забудет о наркотиках. Но всё разрушающая «перестройка», эта уродливая богиня Кали, орудовала и там. Вместе с беженцами из Казахстана и Узбекистана хлынула волна смертельного зелья. Спасенья не обнаружилось и в деревне.
Нужно было добывать деньги на лечение сына. Эйде вспомнила о приглашении тётки. В большом городе наверняка можно хорошо заработать. Выход один. Эйде должна поехать в Самару и найти работу. Они так и договорились. Иво согласился ждать, а потом, когда будут деньги, лечь в клинику.
На это ушли три долгих года. Эйде заработала необходимую сумму. На жиркомбинате в Самаре главному технологу платили ровно в десять раз больше, чем в Бийске. Эйде работала по четырнадцать часов в сутки. Договорилась с реабилитационным центром в Самаре, что привезёт сына. И привезла его. Иво прошёл четырёхмесячный курс лечения. Посветлел лицом. Казалось, что теперь всё наладится. Они вернулись к деду и бабушке. На оставшиеся деньги Эйде купила сыну квартиру в деревне и старенькую «Ауди». Дала денег на хозяйство. Иво хотел заниматься закупками мяса для перепродажи оптовым торговцам. Несколько человек в деревне неплохо жили за счёт такого бизнеса.
11.
Иво познакомил мать со своей невестой, вернее, женой. Нашёл её три года назад, когда Эйде уехала в Самару. Иво любил Наташку. И не просто любил – боготворил. Что-то в его чувстве было от того детского восторга, когда он впервые на берегу реки увидел девочку с бантиками в светлых волосах. Наташка выросла в семье, где спиртное давно стало ежедневным напитком – её родители пили с удовольствием, не ограничивая себя. Иво был её вторым мужем. Первый отбывал большой срок где-то на зоне. Но сама она казалась разумной и хорошо относилась к Иво. Поэтому Эйде решила не вмешиваться в их жизнь. Лишь бы не помешать сыну, не отобрать у него эту соломинку. Мать видела, что сейчас Наташка – единственный человек, который способен удержать Иво в этом мире. Было страшно даже подумать о том, что произойдёт, если…
Но всего лишь через полгода невозможное случилось.
Досрочно освободился и вернулся с зоны первый муж Наташки. Однажды Иво, войдя в дом, увидел их вместе в той самой постели, где ещё вчера Наташка обнимала его самого. Он развернулся, вышел прочь. Сел на крыльцо, обхватил голову руками. Иво понимал, что это - конец. Знал точно – такого удара ему не пережить. Эту боль не выдержать.
В течение месяца он спустил квартиру, машину, хозяйство. Всё вернулось на круги своя – смерть неотлучно ходила за ним по пятам. Он уже не мог ни есть, ни спать, если не добудет дозу. Эйде ничего не смогла изменить. Иво просто не видел, не слышал её. Он больше не хотел жить.
-Мама, обними меня, - сказал он однажды. - Дай руку. Я скоро уеду, мама. Обещай написать про меня. И ещё – поставь мне хороший памятник, если…
Матери удалось лишь на короткий срок уговорить его не молчать. Если нет сил говорить, то хотя бы писать о том, что подсказывает сознание. Только так ещё можно было надеяться спасти крошечный живой островок в душе. В это время Иво и написал свои последние десять стихотворений. Эта тоненькая ниточка удержала его в жизни ещё на один год. Всего на один год.
См. далее Часть 2, глава 7
© 2010 г, Людмила Козлова